Вдалеке уже показались первые дома Лауши. Окружающие горы отбрасывали длинные тени на деревню, домики которой теснились на склонах. Шиферные крыши, поблескивавшие на солнце серебристо-серым, в тени напоминали мрачные черные колпаки.
Прежде чем взять штурмом последний подъем, Иоганна остановилась. Вот удивятся Рут и Мари! Улыбка, расплывшаяся у нее на лице, была немного самодовольной, но разве у нее нет повода гордиться? Как он сказал? «Или, по-твоему, я сделал бы такое предложение первой попавшейся девушке?»
– Первой попавшейся, может быть, и нет, но мне – сделал! – сказала Иоганна сама себе и невольно рассмеялась.
Однако сомнения вернулись снова. Если она примет предложение Штробеля, то не будет ли это означать, что ей придется жить в Зоннеберге? Оставить Рут и Мари одних, приезжать домой только по воскресеньям… Преодолевать каждый день по двадцать миль просто невозможно. А ежедневные поездки на поезде, пожалуй, съедят большую часть зарплаты.
Не давало покоя и кое-что еще: а если она не оправдает ожиданий Штробеля? Если окажется глупой?
С того самого мгновения, как она оставила Зоннеберг за спиной, в груди у нее словно билось два сердца. Она попросила одну ночь на размышления. В конце концов, нужно было поговорить с сестрами. И с Петером. Нет, она не позволит ему собой помыкать! Но он умел четко формулировать свои мысли – вот уж чего не хватало ее сестрам! «Да, после ужина нужно будет зайти к соседу», – решила она и стала подниматься на последний холм.
Фридгельм Штробель тоже снова и снова мысленно возвращался к их разговору. С подчеркнутой незаинтересованностью показывая товары клиенту, фирма которого пользовалась дурной славой из-за нерегулярных платежей, он улыбался сам себе. Как непринужденно она ему отвечала! Как будто в его предложении не было ничего необычного. Плут свое дело знает. Он облизнул губы и, наткнувшись языком на кусочек засохшей кожи, поспешно откусил его. Да, Иоганна Штайнманн – не какая-то запуганная мышка, в отличие от большинства девушек ее возраста. Это видно уже по одной ее сухощавой фигуре без единого грамма лишнего жира: крепкие мышцы говорили о том, что она привыкла к тяжелому труду. Да еще эта прямая осанка, почти мужская, если бы не две гордые выпуклости, – просто великолепно! А большие глаза, которые смотрят на всякого сверху вниз, широкие и высокие скулы – ее красоту не мог скрыть даже ужасный платок, который она вечно повязывала себе на голову. Если снять его, заменить бесформенные опорки на ее ногах на элегантные туфли и представить ее себе в изящно скроенном платье, Иоганна Штайнманн с легкостью затмит всех его покупательниц! У него, Штробеля, на такие вещи нюх.
Кроме того, она неглупа. Она уже доказала, что умеет справляться с непривычными ситуациями. Уверенные манеры, ум, умение приспосабливаться – все эти качества высоко ценились в его профессии.
Но дело было не только в этом.
Называя собеседнику цену на цветочные вазы – в этом случае ни гроша скидки, ясное дело, – скупщик все больше волновался.
Разочарованный непреклонностью Штробеля в вопросах ценообразования, клиент отвлекся от ваз и этажерок. Штробель продолжал листать каталог дальше, покусывая нижнюю губу с такой силой, что вскоре во рту появился металлический привкус крови. Скоро он избавится от этого человека! Скоро. Ему хотелось остаться одному и запереть дверь.
Каждую пятницу он с сожалением провожал взглядом ровную спину Иоганны. Не раз он жалел, что не может встретиться с ней в другой обстановке. Постоянно представлял себе разные варианты. Что ж, теперь, после смерти ее отца, этот миг наступил.
Скупщик с нетерпением ждал возможности взять Иоганну под свое крыло. Она будет послушной ученицей, в этом делец был уверен. Под его руководством раскроется ее талант, и она будет играть в эту игру лучше всякого другого!
«Только глупцы поджигают собственный дом!» – прозвучало где-то на задворках памяти. Это было настолько неожиданно, что Штробель на минутку растерялся, не зная, кто мог произнести эту фразу. Отец! Так говорил его отец, еще тогда…
Внезапно перед глазами у него появилось напыщенное лицо аристократа – словно они виделись только вчера. Скупщик не вспоминал о нем давно. О нем и обо всем, что он олицетворял в жизни Штробеля. Ликование как ветром сдуло.
«Почему именно сейчас? Почему сегодня?» – с раздражением размышлял Штробель. Словно отец издалека снова пытался навязать ему свои правила. Или это лишь подспудная зависть мужчины, не позволявшего ему ни малейшего удовольствия? Или что-то вроде предупреждения?
Штробель перестал листать каталог. Нельзя ведь сравнивать теперешнюю ситуацию с тогдашней, когда он…
Внезапно старая история проступила в его памяти во всех своих деталях, и Штробель позабыл о клиенте. Только настойчивое покашливание заставило его вздрогнуть. Клиент тыкал пальцем в первую страницу каталога:
– Как я уже сказал, я возьму три дюжины этих десертных мисочек по 2 марки 30 пфеннигов! Может быть, вы запишете?
Решение, дававшееся Иоганне с таким трудом, в конце концов было принято вместо нее. В ее отсутствие к сестрам приходил Вильгельм Хаймер. Вообще-то он хотел поговорить с ней как со старшей, но решил удовлетвориться общением с Рут. Благодаря новому скупщику он получил множество дополнительных заказов, и вот теперь ему нужна была помощь с упаковкой, серебрением и росписью мисок, бокалов, ваз и бусин – так он сказал Рут и Мари.
– В день похорон Йооста я не хотел об этом упоминать, вы еще не оправились от горя, – добавил он, а в следующий миг предложил им работать на него. Начинать нужно было завтра же. – Отец ваш был бы доволен.