И пламя тут же погасло.
Следующие несколько недель оказались самыми волнующими в жизни Мари. В первую очередь это было связано с тем, что никто, кроме нее, не знал, что происходит на верстаке Йооста.
Постепенно она научилась обращаться с пламенем, и сочетание газа, воздуха из трубки и ее дыхания с каждым разом приводило к лучшим результатам. Выдув десять почти идеально круглых шаров, девушка начала экспериментировать: один раз она придала получившемуся полому изделию форму яйца, другой раз – форму груши. При этом нужно было следить, чтобы стенки не вышли слишком толстыми или тонкими, нарушать пропорции тоже было нельзя. Однако, когда она попыталась выдуть шишку, та получилась чересчур уж длинной. На еловую шишку она была совсем не похожа, скорее напоминала длинную тонкую колбаску. Поняв, что впустую потратила одну из заготовок Йооста, девушка всерьез огорчилась.
Мари повертела неудачную форму в руках. При наличии фантазии можно было назвать ее сосулькой, вроде тех, которые сейчас свисали с края крыши, но красотой изделие не отличалось. Девушка отложила его в сторону.
С тех пор Мари выдувала только круглые или овальные формы. Готовые изделия она прятала в платяном шкафу в бывшей комнате Йооста, где на них не могли наткнуться Рут и Иоганна.
Умелый стеклодув, такой как Томас Хаймер, мог выдувать более ста простых форм в день. Мари за ночь успевала изготовить в лучшем случае десяток. У нее частенько угасало пламя, после чего она с трудом разжигала его вновь. Один раз она порезалась и перерыла весь дом в поисках чистой тряпки, чтобы обмотать кулак. А однажды ей показалось, что пришла Рут, и Мари бросилась убирать в мастерской, но оказалось, что это лишь ветер ломится в двери.
Мари запланировала выдуть до Рождества четыре дюжины шаров, и, когда она справилась с этой задачей, на календаре было уже восемнадцатое декабря. Для следующего этапа работы времени оставалось совсем немного.
Девушка принялась дрожащими руками спиливать длинные острия резцом, найденным в ящике у Йооста. После этого она разрезала щипцами проволоку, купленную в прошлые выходные в мелочной лавке, а затем обмотала ею верхушку шара таким образом, чтобы получилось нечто вроде крючка. Чтобы оценить результат, она подняла шар высоко вверх. Неплохо. Теперь его можно повесить на елку. Мари поспешно прикрепила крючки ко всем шарам, хотя обычно их перед этим разрисовывали.
И наконец настал момент, которого она с нетерпением ждала вот уже несколько дней.
Шары нужно было расписать.
Сгорая от нетерпения, Мари достала из ящика бутылочку с белой эмалевой краской. Пришлось перерыть весь дом, прежде чем удалось найти бутылочку с черной краской. Черный и белый. Чтобы подписывать склянки для аптек, большего и не требовалось, но для того, что задумала Мари, этого тоже было достаточно. Как следует встряхнув обе бутылочки, девушка обмакнула кисточку в белую краску и принялась уверенными движениями расписывать один из круглых шаров. Остановилась она только тогда, когда весь шар покрыли изображения ледяных кристаллов. Большие и маленькие, простые и причудливые, так похожие на те, что расползались по окнам.
Дрожа от восторга, Мари взялась за следующую игрушку в форме груши. Нижнюю часть она почти полностью закрасила белым, а на верхнюю нанесла аккуратные белые точки. Перед глазами у нее возник зимний пейзаж. Нарисовав последнюю снежинку, Мари обмакнула кисточку в черную краску и нанесла на поверхность шара контуры домов.
Мари с удовлетворением вздохнула и отложила готовый шар. Все выглядело именно так, как она представляла: контраст между тьмой и светом, столь характерный для зимы, отобразился на ее молочно-матовых шарах. Девушка с сожалением подумала о том, что в качестве фона для рисунка отлично подошла бы зеркальная поверхность. Вот только не может же она взять раствор для собственных шаров из бутылки с серебром в мастерской у Хаймера!
Девушка взяла в руку бесформенную сосульку, но в следующий миг вдруг встала, вышла в прихожую и взяла маленький сверток, лежавший в кармане пальто.
Даже у опытных стеклодувов иногда что-то ломалось. Порой мастер на мгновение отвлекался, и стекло растекалось, словно мед, или что-то падало со стола или разбивалось при упаковке. Незначительно поврежденные изделия продавали скупщику за меньшую цену, совсем битые выбрасывали в мусорное ведро.
Несколько дней назад Мари спросила Вильгельма Хаймера, может ли она взять домой немного битого стекла из мусорного ведра. Старик пожал плечами и разрешил ей это, но внимательно проследил, чтобы она не забрала годную вещь.
– Вот старый скряга! – проворчала Мари.
Не доставая осколки из пакета, она постучала по ним молоточком, заранее обмотанным старыми тряпками, и била до тех пор, пока острых углов не осталось. Затем, рассмеявшись, она высыпала блестящую пудру из пакета себе на ладонь. Серебряная пыль! Сверкающий снег! Волшебный порошок!
Осторожно, словно держа в руках чистейшее золото, девушка сложила крохотные частички стекла обратно в пакет. Обмакнув широкую кисть в белую краску, она провела ею по всей поверхности сосульки. Прежде чам краска высохла, она принялась сыпать на нее стеклянную пыль, пока не покрыла ею всю форму. Вот теперь сосулька получилась идеальной!
Затем она выбрала несколько шаров, на которых до сих пор виднелись только черные очертания звезд. Их внутреннюю поверхность она быстро заполнила белой краской, затем тоже посыпала стекольной пылью.
Словно по мановению волшебной палочки, за окном пошел снег. В ночи кружились крупные белые хлопья. Мари с тревогой глядела в окно. Только бы снегопад не затянулся, а то, чего доброго, Иоганна не придет домой из-за того, что дороги станут непроезжими! Мари закусила губу. Об этом лучше даже не думать. Вместо этого она закрыла глаза и попыталась представить елку во всем ее великолепии. Если бы можно было позволить себе хотя бы чуть больше свечей!