Дочь стеклодува - Страница 69

– А чего ты хотела, дитя? – вздохнув, спросила Гризельда, когда Рут робко намекнула ей на свое недовольство. – Такова жизнь. Радуйся тому, что у тебя есть: муж, здоровый ребенок, и голодать тебе тоже, видит бог, не приходится. По сравнению с другими ты еще неплохо устроилась! Поверь мне, я знаю, о чем говорю!

После такой отповеди Рут почувствовала себя еще хуже. Ведь вдова Грюн права: если не копать глубоко, у нее все в порядке.

Постукивание спиц на миг прервалось. Рут нахмурилась. Как мастера говорят о блестящих поверхностях? Царапнешь – и вот уже видны дефекты, трещины, а иногда и бездонные пропасти.

Радуйся тому, что у тебя есть!

Рут с нежностью поглядела на колыбельку. С самого рождения Ванду называли «солнечным» ребенком. Так считали все. Она почти никогда не плакала, радостно улыбалась всякому, у кого находилось время для нее, спала всю ночь напролет даже в первые недели. А какая она хорошенькая! Вся в мать. Это тоже все говорили.

У Ванды была только одна беда. И с этой горечью Рут ничего не могла поделать.

Она родила дочь, а не сына.

Спицы расплывались перед глазами. «Не реви», – прошептала она себе под нос, но не сумела сдержать слезы. Вскоре все ее тело сотрясалось от тихих рыданий.

А когда еще можно позволить себе поплакать? Днем, в мастерской? Под ядовитыми взглядами Евы, которая только и ждет от нее чего-то подобного? При Томасе? Ему бы понравилось, наверняка понравилось. Или ей нужно ронять слезы на розовые кукольные щечки Ванды, пока она будет пеленать дочь?

Томас действительно с нетерпением ждал рождения ребенка. Повсюду хвастался будущим наследником, достойным рода Хаймеров и Штайнманнов. Каждый вечер он пил со своими приятелями за здоровье малыша.

А потом это случилось. Ребенок, не доставлявший никаких проблем во время беременности, родился на свет с самым ужасным недостатком, который только мог представить себе Хаймер: это оказалась девочка. Его не интересовало то, что малышка отличалась отменным здоровьем, с первых дней могла похвастаться красивой гладкой кожей и такими мягкими светлыми волосами, что Рут все время хотелось их погладить. Поглядев на ребенка, Томас молча вышел из комнаты. В ту ночь он вообще не пришел домой. «Наверное, празднует рождение малышки с друзьями», – уговаривала себя Рут, в глубине души зная, что неправа. На следующее утро к ней пришла Ева, змея подколодная, под предлогом того, что хочет посмотреть на ребенка. Она даже не стала фальшиво восклицать: «Какое чудесное дитя!» – ничего подобного она не сказала, лишь притворно посочувствовала им с Томасом:

– Ах, как жаль, что не наследник… Томас так хотел сына! А Вильгельм – внука! Ох, если бы хоть мужики в «Черном орле» помалкивали! Какое там, теперь Томас такой же бракодел, как ваш отец, и все такое… Неудивительно, что после их слов ему пришлось выпить целое море пива, чтобы залить свое разочарование! Себастьян сказал, мол, Томас был так пьян, что домой один дойти не смог бы. Поэтому он привел его к нам. Ха, не хотела бы я испытать его похмелье! Вильгельм даже дал ему на сегодня выходной. Можешь себе представить, что это значит?

Рут и без многозначительного взгляда Евы отлично все представляла: должно быть, Томас напился, как никогда прежде. Молодая женщина изо всех сил пыталась не обращать внимания на колкости Евы. «Она просто завидует, потому что у них с Себастьяном до сих пор ничего не получилось», – говорила она себе.

Когда в тот день Томас наконец явился домой под вечер, он и двух слов ей не сказал и тем более не извинился за то, что не ночевал дома. Как ей хотелось, чтобы он заглянул в колыбельку или хотя бы поинтересовался, как там малышка! Но ничего подобного не произошло.

Его братья и старик отец вели себя ничуть не лучше, для них дочери Рут словно бы и не существовало. Не помогло даже то, что Рут предложила назвать девочку Вандой в честь его покойной жены, в надежде, что это порадует Вильгельма. Казалось, никому совершенно нет дела до того, как назовут ребенка.

А потом…

Через неделю после рождения Ванды Томас впервые ударил ее. И не только ударил. Даже сегодня, спустя несколько месяцев после того вечера, Рут с содроганием вспоминала о случившемся.

В тот день у нее воспалился левый сосок, и кормить дочь было так больно, что на глаза ей наворачивались слезы. Никакого утешения от Томаса она не получила – никаких нежных объятий. Вместо этого он, не обращая внимания на Ванду, уставился на ее обнаженную грудь так, словно увидел ее впервые. Когда около семи часов измученная молодая женщина собралась прилечь, он зашел в спальню вслед за ней.

– Теперь нам твое толстое пузо не помешает! – заявил он и расстегнул штаны.

В первое мгновение Рут не поняла, чего он от нее хочет. Не собирается же он заниматься с ней любовью именно сегодня, когда ей так плохо?

Но Томас как раз это и имел в виду.

Рут была слишком слаба, чтобы сопротивляться.

Ее неподвижность взбесила его.

– У меня жена или безжизненная кукла? – заорал он, входя в нее.

Закрыв глаза, Рут сцепила зубы, надеясь, что скоро все закончится, а в глубине души обливалась горькими слезами.

К ударам она была не готова. Сначала он хлестнул ее по правой щеке, затем по левой. Хлоп! Хлоп! Без стеснения. Она в недоумении распахнула глаза, и на миг ей показалось, что он испугался так же сильно, как и она.

– Сама виновата! – закричал он на нее. – В следующий раз будешь смотреть на мужа, когда он выполняет свой супружеский долг! А нос задирать будешь в другом месте!

С тех пор он бил ее постоянно. Не так сильно, чтобы оставались какие-то следы, боже упаси! Томас Хаймер не хотел, чтобы пошли слухи, будто он бьет жену.