Иоганна начала намазывать творог с зеленым луком на толстый ломоть хлеба. Целую неделю питаясь изысканными блюдами, она каждую пятницу всей душой радовалась домашней еде, приготовленной Рут. Откусив большой кусок хлеба, старшая из сестер наслаждалась вкусом прохладного жирного творога, тающего на языке. И только через несколько минут она осознала, что за столом воцарилась тишина. Подняв голову, она встретилась взглядом с Рут.
– Ты очень изменилась, Иоганна Штайнманн! – ледяным тоном произнесла та. – Можешь не толкать меня под столом, – крикнула она Мари, а затем снова обернулась к Иоганне: – Впервые за долгое время появился повод повеселиться вместе с нами, а ты что? Даже знать ничего не хочешь!
– Но ведь речь идет о самом обычном деревенском празднике! – Потрясенная Иоганна положила хлеб на стол. – При жизни отца мы и не думали туда ходить. Разве вы забыли? Нам всегда хватало того, что первого мая по пути в церковь мы любовались на лужи вина и пива, оставшиеся после праздника.
Улыбка сползла с ее губ, когда она увидела, как окаменело лицо Рут.
– Если бы визит этого клиента не был так важен… – Иоганна не договорила, заметив, что Рут вот-вот расплачется. – Боже мой, да что случилось-то?
Вместо ответа Рут упрямо покачала головой.
– Они с Томасом хотят объявить о помолвке во время майских танцев, – пояснила Иоганне Мари.
Проклятье, значит, все настолько серьезно! Она накрыла руку Рут ладонью.
– Почему ты сразу мне не сказала? Откуда же мне было знать? Я…
Но не успела она договорить, как Рут стряхнула ладонь Иоганны.
– Я вообще не хочу, чтобы ты приходила на мою помолвку! Это же самый обычный деревенский праздник. А у Штробеля такие важные клиенты! – закричала она на сестру. – Да ты вообще на себя посмотри! – Она ткнула в нее пальцем. – Прическа! Платье! Новые сапоги! Все новое! Конечно, куда нам до тебя, бедняжкам. Наверное, ты в Зоннеберге уже обзавелась множеством подруг, таких же расфуфыренных. Какое тебе дело до того, помолвлена я или нет!
И она дрожащей рукой налила себе чашку ромашкового чая.
Умиротворяющий запах трав, растекшийся по комнате, совсем не соответствовал напряженной атмосфере в ней. На миг Иоганна вспомнила о том, как пахнет ладаном в магазине у Штробеля. Слезы обожгли ей глаза. Все это неправильно! Вместо того чтобы обсудить предстоящую помолвку, они вцепились друг другу в волосы из-за пустяков!
– Как ты можешь говорить подобные глупости? Ты же прекрасно знаешь, что вы – самые важные для меня люди. И я всегда хочу знать, что с вами происходит. Ты что, думаешь, я ради удовольствия живу в Зоннеберге? Я работаю! Или, по-твоему, Штробель мне просто так деньги платит?
Рут упрямо отвернулась.
«Да, конечно, этого сестра и слышать не хочет! Не вспомнила она и о подарках, которые принимала всякий раз с таким восхищением!» – подумала Иоганна.
– Ты могла и раньше сказать мне, что Томас поклянется жениться на тебе во время этого праздника. Тебе не кажется, что о таких важных вещах нужно сообщать заранее? Если бы ты дала мне хоть немного времени…
– Да прекратите же вы, спорщицы! – вклинилась в разговор Мари. – Почему бы тебе просто не сказать, что ты придешь? – обернулась она к Иоганне. – Мы наверняка замечательно проведем вечер. – Она многозначительно посмотрела на сестру.
Иоганна вымученно улыбнулась:
– Конечно же я приду! Ни за что на свете я не хотела бы пропустить помолвку Рут! Я что-нибудь придумаю, чтобы успокоить Штробеля. – Ничего более радостного она сейчас сказать не могла и только беспомощно всплеснула руками. – И почему это обязательно должно было случиться в следующие выходные?
– Потому что ночь перед первым мая бывает только тридцатого апреля, – сухо отозвалась Рут.
Иоганна невольно рассмеялась, и после этого, к счастью, они в тот вечер больше не ссорились.
Ночью Иоганна долго лежала без сна, слушая равномерное дыхание сестер. Упреки Рут эхом звучали в ее душе. Неужели она действительно изменилась? Ей так не казалось. По крайней мере, в душе она оставалась прежней Иоганной, которой была всегда. Вот только другие в это не верили.
Перевернувшись на другой бок, Иоганна подложила подушку под щеку. Почему никто не спрашивает, каково ей на самом деле? Как она чувствует себя, вынужденная ночь за ночью засыпать в чужом доме? Она там одна, и поговорить не с кем. Ни Рут, ни Петеру не интересно, что ее мнимое превращение связано в первую очередь с тем, что Штробель назвал ее деревенщиной. Равно как и то, что в мире крупных сделок приходится работать совсем иначе, чем дома. Никто не ценил то, что она каждую пятницу прилежно возвращалась домой, хотя могла остаться в Зоннеберге. Зато все сокрушались, что ее не было целую неделю. Да, Рут, Мари и Петер видели только то, что хотели видеть. Постепенно их обиды начинали ей надоедать.
Вместе с другими молодыми деревенскими парнями братья Хаймер отправились в лес. Там они принялись рубить огромную сосну. Дул теплый ветерок, смех и крики мужчин слышались даже в деревне, где женщины тоже занимались подготовкой к празднику. Взмахнув пару раз топором, парни приостанавливали работу, по кругу шла бутылка водки. Томас тоже сделал хороший глоток, прежде чем передать бутылку соседу. Он все время оглядывался. Рут сказала, нужно что-то придумать. П-ф-ф! Он шмыгнул носом. Как там она выразилась? «Но это должно произойти в соответствующей обстановке, достойной такого события». Хотя при этом она мечтательно смотрела на него, на миг молодой человек растерялся, не зная, дурачит она его или нет. Но Рут именно это имела в виду. Старший из братьев Хаймеров поглядел на небольшой уступ, где стояла скамья. Внизу все густо поросло мхом и узловатыми кореньями, хотя и не так обильно, как дальше в лесу. Эта смотровая площадка устроит его склонную к романтике даму?